— Мистер Юэл, видели ли вы, что обвиняемый вступил в половые отношения с вашей дочерью?
— Видел.
Публика хранила молчание, но обвиняемый что-то негромко сказал. Аттикус пошептал ему на ухо, и Том Робинсон умолк.
— Вы сказали, что подошли к окну? — спросил мистер Джилмер.
— Да, сэр.
— Насколько высоко оно от земли?
— Фута три.
— И вам хорошо видна была комната?
— Да, сэр.
— Как же выглядела комната?
— Ну, стал-быть, всё раскидано, как после драки.
— Как вы поступили, когда увидели обвиняемого?
— Стал-быть, побежал я кругом, к двери, да не поспел, он вперёд меня из дому выскочил. Я его хорошо разглядел. А догонять не стал, уж больно за Мэйеллу расстроился. Вбегаю в дом, а она валяется на полу и ревёт белугой…
— И как вы тогда поступили?
— Стал-быть, я во всю прыть за Тейтом. Черномазого-то я враз признал, он по ту сторону в осином гнезде живёт, мимо нас всякий день ходит. Вот что я вам скажу, судья, я уж пятнадцать лет требую с наших окружных властей: выкурите, мол, оттуда черномазых, с ними по соседству и жить-то опасно, да и моему именью один вред…
— Благодарю вас, мистер Юэл, — торопливо прервал его мистер Джилмер.
Свидетель почти сбежал с возвышения и налетел на Аттикуса, который встал со своего места, чтобы задать ему вопрос. Судья Тейлор позволил всем присутствующим немного посмеяться.
— Одну минуту, сэр, — дружелюбно сказал Аттикус. — Вы разрешите задать вам два-три вопроса?
Мистер Юэл попятился к свидетельскому креслу, сел и уставился на Аттикуса высокомерным и подозрительным взглядом — в округе Мейкомб свидетели всегда так смотрят на адвоката противной стороны.
— Мистер Юэл, — начал Аттикус, — в тот вечер, видимо, вы много бегали. Помнится, вы сказали, что бежали к дому, подбежали к окну, вбежали в дом, подбежали к Мэйелле, побежали за мистером Тейтом. А за доктором вы заодно не сбегали?
— А на что он мне сдался. Я и сам видел, что к чему.
— Одного я всё-таки не понимаю, — сказал Аттикус. — Разве вас не беспокоило состояние Мэйеллы?
— Ещё как, — сказал мистер Юэл. — Я ведь сам видел, кто тут виноватый.
— Нет, я не о том. Вы не подумали, что характер нанесённых ей увечий требует немедленного медицинского вмешательства?
— Чего это?
— Вы не подумали, что к ней сейчас же надо позвать доктора?
Свидетель отвечал: нет, не подумал, он отродясь не звал в дом докторов, а если их звать, выкладывай пять долларов.
— Это всё? — спросил он.
— Не совсем, — небрежно заметил Аттикус. — Мистер Юэл, вы ведь слышали показания шерифа, не так ли?
— Чего это?
— Вы находились в зале суда, когда мистер Гек Тейт сидел на вашем теперешнем месте, не так ли? И вы слышали всё, что он говорил, не так ли?
Мистер Юэл подумал-подумал и, видно, решил, что ничего опасного в этом вопросе нет.
— Да, слыхал, — сказал он.
— Вы согласны, что он правильно описал увечья, нанесённые Мэйелле?
— Чего ещё?
Аттикус обернулся к мистеру Джилмеру и улыбнулся. Мистер Юэл, видно, решил не баловать защитника вежливым обхождением.
— Мистер Тейт показал, что правый глаз у Мэйеллы был подбит, и лицо…
— Ну да, — сказал свидетель, — Тейт правильно говорил, я со всем согласный.
— Значит, согласны? — мягко сказал Аттикус. — Я только хотел удостовериться.
Он подошёл к секретарю, сказал что-то, и секретарь несколько минут подряд развлекал нас показаниями мистера Тейта, читал он их так выразительно, точно это были цифры из биржевого бюллетеня: «…который глаз… левый… а да верно стало быть это правый… у неё правый глаз был подбит мистер Финч теперь я припоминаю и щека и вся… (секретарь перевернул страницу) вся эта сторона в ссадинах и распухла… шериф повторите пожалуйста что вы сказали… я сказал у неё подбит был правый глаз…»
— Благодарю вас, Берт, — сказал Аттикус. — Вы слышали это ещё раз, мистер Юэл. Имеете вы что-либо к этому добавить? Согласны ли вы с показаниями шерифа?
— Тейт всё верно говорил. У неё под глазом был фонарь, и сама вся избитая.
Этот человечек, видно, уже позабыл, как его сперва пристыдил судья. Он явно решил, что Аттикус противник не опасный. Он опять раскраснелся, напыжился, выгнул грудь колесом и больше прежнего стал похож на рыжего петуха. Мне показалось, он сейчас лопнет от важности, и тут Аттикус спросил:
— Мистер Юэл, умеете ли вы читать и писать?
— Протестую, — прервал мистер Джилмер. — Непонятно, при чём тут грамотность свидетеля, вопрос несущественный и к делу не относится.
Судья Тейлор хотел что-то сказать, но Аттикус его опередил:
— Ваша честь, если вы разрешите задать этот вопрос и в дополнение ещё один, вы всё поймёте.
— Хорошо, попробуем, — сказал судья Тейлор, — но смотрите, чтобы мы действительно поняли, Аттикус. Протест отклоняется.
Мистер Джилмер, кажется, с таким же любопытством, как и все мы, ждал ответа: при чём тут образование мистера Юэла?
— Повторяю вопрос, — сказал Аттикус. — Умеете вы читать и писать?
— Ясно, умею.
— Не будете ли вы любезны доказать нам это и написать свою фамилию?
— Ясно, докажу. А как же, по-вашему, я расписываюсь, когда получаю пособие?
Ответ мистера Юэла пришёлся по вкусу его согражданам. Внизу зашептались, захихикали — видно, восхищались его храбростью.
Я забеспокоилась. Аттикус как будто знает, что делает, а всё-таки мне казалось — он дал маху. Никогда, никогда, никогда на перекрёстном допросе не задавай свидетелю вопрос, если не знаешь заранее, какой будет ответ, — это правило я усвоила с колыбели. А то ответ может оказаться совсем не такой, как надо, и погубит всё дело.