Наверно, я спала долго — когда меня ткнули в бок, всё в комнате чуть освещала заходившая луна.
— Подвинься, Глазастик.
— Он думал, он не может не сказать, — пробормотала я. — Ты уж на него не злись.
Дилл забрался в постель.
— А я и не злюсь, — сказал он. — Просто хочу спать тут, с тобой. Ты проснулась?
К этому времени я проснулась по крайней мере наполовину.
— Ты это почему? — лениво спросила я.
Никакого ответа.
— Я говорю, ты почему удрал из дому? Он правда такой злой?
— Н-не-ет…
— А помнишь, ты писал — будете мастерить лодку? Не смастерили?
— Ничего мы не мастерили. Он только обещал.
Я приподнялась на локте и в полутьме поглядела на Дилла.
— Из-за этого ещё не стоило удирать. Большие много чего обещают, а не делают…
— Да нет, я не потому… просто им не до меня.
Никогда ещё я не слыхала, чтобы из дому бегали по такой чудной причине.
— Как так?
— Ну, они всё время куда-то уходят, а когда вернутся домой, всё равно сидят в комнате одни.
— И что они там делают?
— Да ничего, просто сидят и читают… А я им совсем не нужен.
Я приткнула подушку к спинке кровати и села.
— Знаешь что, Дилл? Я сегодня сама хотела сбежать, потому что наши все были тут. Они нам тоже не всё время нужны…
Дилл устало вздохнул.
— Спокойной ночи… а знаешь, Аттикуса целыми днями нет дома, а вечером часто тоже, то он в законодательном собрании, то уж не знаю где… они нам тоже не всё время нужны, Дилл, если они всё время тут, так и делать ничего нельзя.
— Да я не потому.
Дилл начал объяснять, и я подумала, что бы у меня была за жизнь, будь Джим другой, даже не такой, как стал теперь; или вдруг бы Аттикусу не надо было всё время, чтоб я была тут, и помогала ему, и советовала, — что тогда? Да нет, он без меня дня прожить не может. Кэлпурния и та не может без меня обойтись. Я им нужна.
— Дилл, ты что-то не то говоришь… твоим без тебя не обойтись. Просто они, наверно, на тебя злятся. Вот я тебе скажу, что делать…
В темноте Дилл опять заговорил упрямо:
— Нет, ты пойми, я тебе вот что хочу сказать: им и в самом деле куда лучше без меня, и ничем я им не помогаю. Они не злые. И покупают мне всё, что я захочу. А потом говорят — ну вот, на тебе и иди играй. У меня уже полна комната всего. Только и слышно — вот тебе книжка, иди читай. — Дилл старался говорить басом. — Что ты за мальчик? Другие мальчики бегают, играют в бейсбол, а не сидят дома и не надоедают взрослым. — Тут Дилл опять заговорил своим обыкновенным голосом. — Нет, они не злые. Они меня и целуют, и обнимают, и говорят спокойной ночи, и доброе утро, и до свиданья, и что они меня любят… Знаешь, Глазастик, пускай у нас будет ребёнок.
— А где его взять?
Дилл слышал, что есть один человек и у него лодка, он уходит на вёслах к какому-то острову, где всегда туман, и там сколько угодно маленьких детей, и можно заказать ему привезти ребёночка…
— Вот и неправда. Тётя говорит, бог кидает их прямо через каминную трубу, да, по-моему, она так и сказала.
(На этот раз тётя говорила как-то не очень разборчиво.)
— Нет, всё не так. Детей рождают друг от друга. Но у этого человека с лодкой тоже можно взять… у него на острове их сколько хочешь, только надо их разбудить, он как дунет, они сразу оживают…
Дилл опять замечтался. Он всегда придумывал необыкновенное. Он успевал прочесть две книги, пока я читала одну, но всё равно больше любил сам сочинять какие-то удивительные истории. Он считал с быстротой молнии, решал задачки на сложение и вычитание, но больше любил какой-то свой туманный мир, где младенцы спят и только ждут, чтобы их собирали, как цветы, рано поутру. Он всё говорил, говорил и совсем убаюкал сам себя и меня тоже, мне уже мерещился тихий остров в тумане — и вдруг смутно привиделся унылый дом с неприветливыми побуревшими дверями.
— Дилл…
— М-м?
— Как по-твоему, отчего Страшила Рэдли не сбежал из дому?
Дилл протяжно вздохнул и повернулся на бок. И сказал через плечо:
— Может, ему некуда бежать…
Много было телефонных звонков, много речей в защиту преступника, потом от его матери пришло длинное письмо с прощением, и, наконец, порешили, что Дилл останется. Неделю мы прожили спокойно. После этого мы, кажется, уже не знали покоя. Всё стало как в страшном сне.
Это началось однажды вечером после ужина. Дилл ещё был у нас; тётя Александра сидела в своём кресле в углу, Аттикус — в своём; мы с Джимом растянулись на полу и читали. Неделя прошла мирно: я слушалась тётю; Джим, хоть и стал уже слишком большой для нашего домика на платане, помогал нам с Диллом мастерить для него новую верёвочную лестницу; Дилл придумал новый верный способ выманить Страшилу Рэдли из дому и самим остаться целыми и невредимыми: надо просто насыпать лимонных леденцов по дорожке от чёрного хода Рэдли до калитки, и он сам пойдёт по ней, как муравей. В дверь постучали. Джим пошёл открывать, потом вернулся и сказал, что это мистер Гек Тейт.
— Так пригласи его войти, — сказал Аттикус.
— Я уже приглашал. Там во дворе ещё какие-то люди, они хотят, чтоб ты вышел к ним.
В Мейкомбе взрослые остаются за дверью только в двух случаях: если в доме покойник и если замешана политика.
Я подумала, кто же это умер? Мы с Джимом пошли было к дверям, но Аттикус крикнул:
— Сидите дома!
Джим погасил свет в гостиной и прижался носом к стеклу. Тётя Александра запротестовала.
— Одну секунду, тётя, — сказал он, — я только посмотрю, кто там пришёл.